
Первые сообщения о феях появились в средневековой Европе, а наибольшее распространение феи получили в Ирландии, Корнуолле, Уэльсе и Шотландии.
«Если бы викторианской маме рассказали про то, что у детей надо развивать творческие качества, ей бы стало плохо — то ли от ужаса, то ли от смеха. Соответственно, любые детские шалости резко осуждались, а невинные фантазии приравнивались к злостному вранью».
Все знают историю про фей из Коттингли?Если вкратце, то сто лет назад две девочки из Йоркшира рассказали взрослым, что к ним регулярно являются феи, пикси, гномы и прочие фэйри. А в доказательство своих слов показали собственные фотографии, где рядом с ними действительно были сняты маленькие крылатые создания. История имела огромный резонанс, к ней было привлечено пристальное восторженное внимание мистически настроенной публики, среди их самых горячих поклонников значился сам сэр Артур Конан-Дойл. Чуть позже выяснилось, что девочки просто дурачили взрослых, фей для своих фотографий они вырезали из бумаги и крепили к траве шляпными булавками, и заметить этого было можно только благодаря зачаточному уровню развития фототехники.
Подробности я рассказывать не буду, потому что пост не совсем про это.
Но хотела бы остановиться вот на этом комментарии:
Вот тут многие пишут про «дух времени» — да, мода на мистику и спиритизм, да, людям хотелось отвлечься от военных новостей... Но мне кажется, что дух времени отразился еще и в смысле чисто викторианского взгляда на детей и детство.
Дети, по понятиям того времени, должны были быть маленькими взрослыми — вымуштрованными, благовоспитанными до крайности, удобными для родителей. Если бы викторианской маме рассказали про то, что у детей надо развивать творческие качества, ей бы стало плохо — то ли от ужаса, то ли от смеха.
Соответственно, любые детские шалости резко осуждались, а невинные фантазии приравнивались к злостному вранью. Если бы Малыш попробовал рассказывать про Карлсона в то время, его бы выпороли и заперли в чулан, лишив ужина. Что-то такое из диккенсовских романов — «Лживая девчонка!..» Поэтому когда Артур Конан Дойл увидел действительно вполне хороших и воспитанных детей, он просто не смог поверить, что они занимаются такими кошмарными предосудительными вещами, как придумывание волшебных историй.
Это я к тому, что Конан-Дойл за неимением технических средств, позливших бы убедиться в подлинности фотографий, посчитал главным доказательством существования фей то, что он лично познакомился с девочками и нашел их чистыми, невинными, не способными на ложь созданиями.
По-моему, это такая чисто викторианская обсессия — мир надо поделить на черное и белое без полутонов, детей объявить непорочными ангелами, но, умиляясь их неиспорченности, не забывать, что в каждом докторе Джекиле прячется свой мистер Хайд, быть бдительными как Церберы и пристально отслеживать и изничтожать любые задатки порока.
Вот тут многие пишут про «дух времени» — да, мода на мистику и спиритизм, да, людям хотелось отвлечься от военных новостей... Но мне кажется, что дух времени отразился еще и в смысле чисто викторианского взгляда на детей и детство.
Дети, по понятиям того времени, должны были быть маленькими взрослыми — вымуштрованными, благовоспитанными до крайности, удобными для родителей. Если бы викторианской маме рассказали про то, что у детей надо развивать творческие качества, ей бы стало плохо — то ли от ужаса, то ли от смеха.
Соответственно, любые детские шалости резко осуждались, а невинные фантазии приравнивались к злостному вранью. Если бы Малыш попробовал рассказывать про Карлсона в то время, его бы выпороли и заперли в чулан, лишив ужина. Что-то такое из диккенсовских романов — «Лживая девчонка!..» Поэтому когда Артур Конан Дойл увидел действительно вполне хороших и воспитанных детей, он просто не смог поверить, что они занимаются такими кошмарными предосудительными вещами, как придумывание волшебных историй.
Это я к тому, что Конан-Дойл за неимением технических средств, позливших бы убедиться в подлинности фотографий, посчитал главным доказательством существования фей то, что он лично познакомился с девочками и нашел их чистыми, невинными, не способными на ложь созданиями.
По-моему, это такая чисто викторианская обсессия — мир надо поделить на черное и белое без полутонов, детей объявить непорочными ангелами, но, умиляясь их неиспорченности, не забывать, что в каждом докторе Джекиле прячется свой мистер Хайд, быть бдительными как Церберы и пристально отслеживать и изничтожать любые задатки порока.
Таковыми считались, например, робость и необщительность (ребенок вырастет меланхоличным, а это так неблаговоспитанно), любознательность и активность (буйный характер подобает леди и джентльменам в еще меньшей мере), наличие собственного мнения (о ужас, он неизбежно вырастет грубым и эгоистичным существом!), любовь к играм (лень и праздность, несомненно, до добра не доведут) и прочие настолько же жуткие и инфернальные проявления низменной человеческой природы.
Собственно, вся англо-американская детская литература построена на этих идеях. Я помню, с каким нарастающим изумлением читала «Маленьких женщин» Олкотт — там главные героини, четыре сестры в возрасте от семи до четырнадцати лет, только тем и занимаются, что следят за нравственным обликом друг друга и самих себя, раскаиваются в недостаточной щедрости и трудолюбии и клянутся в будущем очень-очень постараться стать хорошими. Средняя сестра, Бэт, дальше всех продвинулась на пути моральной безупречности, после чего немедленно умерла от чахотки, что было воспринято всеми как явление печальное, но закономерное — ведь она, несомненно, была слишком хороша для этого мира.
То есть понятно, конечно, что в реальной жизни все дети тогда были нормальными и человеческими, они фотографировали фей, хулиганили по мелочи, морщились на нравоучительные сентенции и всегда чего-нибудь недоговаривали родителям, как и положено в их возрасте. Но в назидательных целях взрослые авторы предпочитали об этом умалчивать, да.
Собственно, вся англо-американская детская литература построена на этих идеях. Я помню, с каким нарастающим изумлением читала «Маленьких женщин» Олкотт — там главные героини, четыре сестры в возрасте от семи до четырнадцати лет, только тем и занимаются, что следят за нравственным обликом друг друга и самих себя, раскаиваются в недостаточной щедрости и трудолюбии и клянутся в будущем очень-очень постараться стать хорошими. Средняя сестра, Бэт, дальше всех продвинулась на пути моральной безупречности, после чего немедленно умерла от чахотки, что было воспринято всеми как явление печальное, но закономерное — ведь она, несомненно, была слишком хороша для этого мира.
То есть понятно, конечно, что в реальной жизни все дети тогда были нормальными и человеческими, они фотографировали фей, хулиганили по мелочи, морщились на нравоучительные сентенции и всегда чего-нибудь недоговаривали родителям, как и положено в их возрасте. Но в назидательных целях взрослые авторы предпочитали об этом умалчивать, да.
Понравился пост? Поддержи, нажми НРАВИТСЯ
Свежие комментарии